Читать «А.А. Греческая мифология» онлайн - страница 8

В мифе живут особой жизнью "природа и сами общественные формы, уже переработанные бессознательно-художественным образом народной фантазией", писал Маркс, почему в дальнейшей своей истории греческая мифология и составляла не только арсенал греческого искусства, но и его почву". Мифотворчество поражает нас буйством фантазии, непредвзятостью чувств, безудержностью страстей, столь же стихийных, как и сама природа, в изобилии чудес и красоты. Поэтому нет ничего удивительного в том, что, являясь одной из древнейших форм освоения мира, греческая мифология имеет огромное самостоятельное эстетическое значение, если понимать под эстетическим максимальную выразительность внутреннего содержания предмета вовне.

2. Тиринф, сводчатая галерея. 1350-1250 гг. до н. э

Наиболее отчетливо и завершенно эстетическая направленность греческой мифологии выявлена в гомеровском эпосе и в "Теогонии" Гесиода, где мифологическая картина всего космоса, богов и героев приняла законченно-систематический вид.

У Гомера красота есть божественная субстанция и главные художники — боги, создающие мир по законам искусства. Недаром красота мира создается богами в страшной борьбе, когда олимпийцы уничтожают архаических и дисгармонических чудовищ. Правда, эта дикая доолимпийская архаика тоже полна своеобразной красоты. Титаны прекрасны в своей безудержной стихийности, полудева-полузмея Ехидна привлекает путников прекрасным ликом. Эта "быстроглазая нимфа" является одновременно чудовищем, кровожадным змеем, залегающим в пещере и несущим смерть. Тератоморфизм совмещает в себе чудовищность и чудесность, ужас и красоту. Однако красота архаической мифологии гибельна. Сирены привлекают моряков прекрасными голосами и умерщвляют их. Скалы, на которых обитают сирены, усеяны костями и высохшей кожей их несчастных жертв. Эти страшные полуптицы-полуженщины (так называемые миксантропические, то есть "смешанные" существа) уже прекрасны своим искусством пения, но еще ужасны во всей своей дикости. Красота мифологической архаики достигает подлинного совершенства в удивительном безобразии причудливых форм таких чудовищ, как Тифон или Сторукие. Гесиод с упоением изображает стоголового Тифона, у которого пламенем горят змеиные глаза. Головы Тифона рычат львом, ревут яростным быком, заливаются собачьим лаем. Жуткий сторукий Котт именуется у Гесиода "безупречным". Он великолепен в своем совершенном безобразии. Ужас и красота царят в "Теогонии" Гесиода, где сама Земля-великанша неустанно порождает чудовищных детей, "отдавшись объятиям Тартара страстным". Зевс, сражаясь с титанами, тоже прекрасен своим грозным видом. Он пускает в ход перуны, гром и молнии так, что дрожит сам Аид, а Земля-великанша горестно стонет. Олимпийцы и титаны швыряют друг в друга скалы и горы, жар от Зевсовых молний опаляет мир, поднимается вихрь пламени, кипит почва, океан и море, жар охватывает Тартар и Хаос, солнце закрыто тучей камней и скал, которые мечут враги, ревет море, земля дрожит от топота великанов, а их дикие крики доносятся до звездного неба. Перед нами — космическая катастрофа, мучительная гибель мира доолимпийских владык. Так же когда-то уступил новым властителям змеевидный Офион, по орфическому преданию, царивший еще до Кроноса на снежном Олимпе. Перед нами в муках рождается новое царство Зевса и великих героев, оружием и мудрой мыслью создающих новую красоту, ту, которая основывается не на ужасе и дисгармонии, а на строе, порядке, гармонии, которая освящена Музами, Харитами, Орами, Аполлоном в его светлом обличье, мудрой Афиной, искусником Гефестом и которая как бы разливается по всему миру, преображая его и украшая.