Читать «А. Ф. Писемский. Собрание сочинений в девяти томах. Том 8» онлайн - страница 12

Марфин нахмурился.

— Не ропщите!.. Всякая хорошая женщина прежде всего не должна быть дурной дочерью! — проговорил он своей скороговоркой.

— Но неужели же я дурная дочь? — произнесла чувствительным голосом Людмила.

— Нет! — успокоил ее Марфин.— И я сказал это к тому, что если хоть малейшее зернышко есть чего-нибудь подобного в вашей душе, то надобно поспешить его выкинуть, а то оно произрастет и, пожалуй, даст плоды.

Людмила, кажется, и не расслушала Марфина, потому что в это время как бы с некоторым недоумением глядела на Ченцова и на Катрин, и чем оживленнее промеж них шла беседа, тем недоумение это увеличивалось в ней. Марфин, между тем, будучи весь охвачен и ослеплен сияющей, как всегда ему это казалось, красотой Людмилы, продолжал свое:

— Ваше сердце так еще чисто, как tabula rasa \ и вы можете писать на нем вашей волей все, что захотите!.. У каждого человека три предмета, достойные любви: бог, ближний и он сам! Для бога он должен иметь сердце благоговейное; для ближнего — сердце нежной матери; для самого себя — сердце строгого судьи!

Людмила при словах Егора Егорыча касательно совершенной чистоты ее сердца потупилась, как будто бы втайне она сознавала, что там не совсем было без пятнышка...

— В молодом возрасте,— толковал Марфин далее,— когда еще не налегли на нашу душу слои предрассудочных понятий, порочных привычек, ожесточения или упадка духа от неудач в жизни,— каждому легко наблюдать свой темперамент!

— А я вот до сих пор не знаю моего темперамента,— перебила его Людмила.

— Зато другие, кто внимательно за вами наблюдал, знают его и почти безошибочно могут сказать, в чем со« стоят его главные наклонности! — возразил ей Марфин.

¹ чистая доска, (лат.)

— В чем же они состоят? Скажите!.. Я знаю, что вы наблюдали за мной!..— произнесла не без некоторого кокетства Людмила.

Марфин потер себе лоб.

— У вас,— начал он после короткого молчания,— наипаче всего развита фантазия; вы гораздо более способны прозревать и творить в области духа, чем в области видимого мира; вы не склонны ни к домовитости, ни к хозяйству, ни к рукодельям.

— Ах, я ничего этого не умею, ничего! — призналась Людмила.

Марфин самодовольно улыбнулся и, гордо приосанившись, проговорил:

— Угадал поэтому я, но не печальтесь о том... Припомните слова спасителя: «Мария же благую часть из-бра, яже не отымется от нея».

То, что он был хоть и совершенно идеально, но при всем том почти безумно влюблен в Людмилу, догадывались все, не выключая и старухи-адмиральши. Людмила тоже ведала о страсти к ней Марфина, хотя он никогда ни одним звуком не намекнул ей об этом. Но зато Ченцов по этому поводу беспрестанно подтрунивал над ней и доводил ее иногда чуть не до слез. Видя в настоящую минуту, что он уж чересчур любезничает с Катрин Крапчик, Людмила, кажется, назло ему, решилась сама быть более обыкновенного любезною с Марфиным.

— А скажите, что вот это такое? — заговорила она с ним ласковым голосом.— Я иногда, когда смотрюсь в зеркало, вдруг точно не узнаю себя и спрашиваю: кто же это там,— я или не я? И так мне сделается страшно, что я убегу от зеркала и целый день уж больше не загляну в него.