Читать «А. Н. Островский. Полное собрание сочинений в двенадцати томах. Том 3» онлайн - страница 304

А. Н. Островский

3 ноября 1871 года Бурдин писал Островскому: «Пьэсу прини малп очень хорошо и вызовов было чрезвычайно много, но все нашли, что она слишком длинна, потому что сокращения твои чрезвычайно незначительны. Пьэса шла четыре часа с четвертью — суди сам, как это долго (...} Твое отсутствие чрезвычайно повредило постановке» (Бурдин, стр. 149—150). В этом же ппсьме Бурдин предлагал сделать дальнейшие сокращения, на что и получил впоследствии разрешение автора.

Премьера, однако, была близка к провалу. Не было ни одной театральной рецензии, которая не отметила бы, что комедия «пала» или «упала». Пресса обвиняла в этом автора, но было очевидно, что большая доля вины падает на актерскую труппу и в первую очередь на бенефицианта. Роль Несчастливцева не принадлежит Бурдину,— писал рецензент «Голоса». Он по природе своей комик, а в роли трагика «сильно походил на тенора, стремящегося петь басом» (1871, 3 ноября). Актер «...не совладал с трудною ролью, недостаточно оттенил пафос трагика и простоту, теплое чувство добряка, русского человека. Все вышло неестественно» («Рус. мир», 1871, 4 ноября). Бурдин «не обладает ни малейшим трагизмом, потому не был даже в состоянии войти в тон своей роли» («Всемир. иллюстр.», 1871, 13 ноября).

Серьезными были упреки, адресованные и другим исполнителям: Читау, «на которой сосредоточивался весь интерес пьесы, была решительно невозможна»,— вместо ханжи-развратницы она изобразила позирующую жеманницу. Струйская из Аксюши «сделала прескучнейшую плаксу». Еще хуже была Александрова — Улита; «...такого балаганного ломанья нам давно не случалось видеть на александрийской сцене» («Голос», 1871, 3 ноября). «Г-жа Читау совершенно не попала в тон — читала свою роль бессознательно (...> г-жа Александрова (Улита) впала в непростительную шаржировку» («Рус. мир», 1871, 4 ноября). Почти дословно повторил это критик «Новостей» (1871, № 186).

Из всего состава исполнителей выделяли лишь Зуброва и Васильева. О Зуброве писали, что из Счастливцева он создал тип без малейшей утрировки, что игра его отличалась неподдельным комизмом. Восмибратова — Васильева также находили типичным и жизненным.

Несмотря, однако, на единодушные жалобы газетчиков, что «пьеса истомила публику», несмотря на безапелляционное предсказание Боборыкина, что после трех-четырех спектаклей комедия «вряд ли будет давать какие-нибудь сборы» («Дело», 1871, №11), пьеса осталась в репертуаре. «У нас театр постоянно набит битком, третьего дня играли «Лес» при полном сборе и с блестящим приемом»,— писал Бурдин Островскому через год после премьеры, 22 ноября 1872 года (Бурдин, стр. 167).

Скоро пьеса завоевала горячие симпатии петербургской публики. Перелом в настроении зрителей и журналистов связывают с приездом в Петербург на гастроли актера Малого театра С. В. Шумского, который по-своему трактовал образ Счастливцева. Гнедпч писал: «Неуспех «Леса» продолжался на Александрийской сцене до весны 1874 года, когда пз Москвы приехал на гастроли Шумский. Идеальный Счастливцев, от которого приходил в восторг Островский, играл не с приятелем автора Бурдиным <...> а со скромным, второстепенным актером Петром Степановым. Степанов был прямо-таки великолепен в роли трагика <...> И вдруг у публики открылись глаза. Читау, игравшая Гурмыжскую прекде как будто делано,— вдруг оказалась реальной и естественной. Струйская, казавшаяся слабой Аксюшей, заиграла такими правдивыми красками, что публика с ней примирилась. Да и вся пьеса оказалась не только не нудной, а сценичной и интересной» («Жизнь искусства», 1922, № 4).