Читать «А. Н. Островский. Полное собрание сочинений в двенадцати томах. Том 3» онлайн - страница 21

Городулин. Особенным-то ее расположением, как из дела видно, пользовался отставной солдат.

Турусина. Что вы говорите! Это все вздор, клевета! Она имела успех, имела знакомство с лучшими домами, ей позавидовали и оклеветали ее. Но я надеюсь, что ее оправдали, невинность должна торжествовать.

Городулин. Нет-с, ей по Владимирке.

Турусина (привстав). Как! Вот он, ваш хваленый суд! Сослать невинную женщину! За что же? За то, что она приносит пользу другим?

Городулин. Да ведь ее не за гаданье судили.

Турусина. Нет, вы мне не говорите! Все это сделано в угоду нынешнему модному неверию.

Городулин. Ее судили за укрывательство заведомо краденых вещей, за пристанодержательство и за опоение какого-то купца.

Турусина. Ах, боже мой! Что вы говорите!

Городулин. Святую истину. Жена этого купца просила у нее приворотного зелья для мужа, чтобы больше любил,— ну, и сварили зелье по всем правилам, на мадере; только одно забыли — спросить дозволение медицинской управы.

Турусина. Что же купец?

Городулин. Подействовало. Умер было, только не от любви.

Турусина. Вам все это смешно, я вижу. У юристов и у медиков сердца нет. И неужели не нашлось ни одного человека, который бы заступился за эту бедную женщину?

Городулин. Помилуйте, ее защищал один из лучших адвокатов. Красноречие лилось, клубилось, выходило из берегов и, наконец, стихло в едва заметное журчанье. Ничего сделать было нельзя, сами признались во всем. Сначала солдат, который пользовался ее особенным расположением, потом она.

Турусина. Я этого не ожидала! Как легко ошибиться! Нельзя жить на свете!

Г о р о д у л и н. Не то что нельзя, а при смутном понимании вещей действительно мудрено. Теперь учение о душевных болезнях довольно подвинулось, и галлюцинации...

Турусина. Я вас просила не говорить со мною об этом.

Городулин. Виноват, забыл.

Т у р у с и н а. Пусть я ошибаюсь в людях. Пусть меня обманывают. Но помогать людям, хлопотать о несчастных — для меня единственное блаженство.

Городулин. Блаженство — дело не шуточное. Нынче так редко можно встретить блаженного человека.

Григорий входит.

Григорий. Блаженный человек пришел.

Городулин. Неужели?

Турусина. Кто он такой?

Григорий. Надо полагать, из азиатцев-с.

Городулин. Ия тоже полагаю.

Турусина. Почему ты думаешь, что азиатец?

Григорий. Уж очень страшен-с. Так даже жутко глядеть-с. Ежели, сударыня, к вечеру,— не приведи господи.

Турусина. Как страшен? Что за вздор?

Григорий. Такая свирепость необыкновенная-с. Оброс весь волосами, только одни глаза видны-с.

Турусина. Грек, должно быть.

Григорий. Не очень, чтобы грек-с, еще цветом не дошел. А как вот есть венгерец-с.

Турусина. Какой венгерец? Что ты глупости говоришь!

Григорий. Вот что мышеловки продают.

Турусина. Принять его, накормить и спросить, не

нужно ли чего ему.

Григорий. Его, я думаю, особенно-с...

Турусина. Ну, ступай, не рассуждай!

Григорий. Слушаю-с. (Уходит.)

Турусина. У меня к вам просьба, Иван Иваныч.

Городулин. Весь внимание.

Турусина. Я насчет Машеньки. Нет ли у вас кого на примете?

Городулин. Жениха? Пощадите! Что за фантазия пришла вам просить меня! Ну, с какой стороны я похож на сваху московскую? Мое призвание — рушить узы, а не связывать. Я противник всяких цепей,