Читать «А. Н. Островский. Полное собрание сочинений в двенадцати томах. Том 3» онлайн - страница 10

Глумова. Он ребенком был у нас очень удивителен. Мамаева. Да он и теперь почти дитя.

Глумова. Тихий, такой тихий был, что удивление. Уж никогда, бывало, не забудет у отца или у матери ручку поцеловать; у всех бабушек, у всех тетушек расцелует ручки. Даже, бывало, запрещаешь ему; подумают, что нарочно научили; так потихоньку, чтоб никто не видал, подойдет и поцелует. А то один раз, было ему пять лет, вот удивил-то он нас всех! Приходит поутру и говорит: «Какой я видел сон! Слетают ко мне, к кроватке, ангелы и говорят: люби папашу и мамашу и во всем слушайся! А когда вырастешь большой, люби своих начальников. Я им сказал: ангелы! я буду всех слушаться»... Удивил он нас, уж так обрадовал, что и сказать нельзя. И так мне этот сон памятен, так памятен...

Мамаев. Ну, прощайте, «я еду, у меня дела-то побольше вашего. Я вашим сыном доволен. Вы ему так и скажите, что я им доволен. (Надевая шляпу.) Да, вот было забыл. Я знаю, что вы живете небогато и жить не умеете; так зайдите ко мне как-нибудь утром, я вам дам...

Глумова. Покорно благодарим.

Мамаев. Не денег, нет; а лучше денег. Я вам дам совет относительно вашего бюджета. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Мамаева и Глумова.

Глумова. Довольны, так и слава богу! Уж никто так не умеет быть благодарным, как мой Жорж.

Мамаева. Очень приятно слышать.

Г л у м о в а. Он не то что благодарным быть, он может обожать своих благодетелей.

Мамаева. Обожать? Уж это слишком.

Глумова. Нет, не слишком. Такой характер, душа такая. Разумеется, матери много хвалить сына не годится, да и он не любит, чтобы я про него рассказывала.

Мамаева. Ах, сделайте одолжение; я ему ничего не передам.

Глумова. Он даже ослеплен своими благодетелями, уж для него лучше их на свете нет. По уму, говорит, Нилу Федосеичу равных нет в Москве; а уж что про вашу красоту говорит, так печатать, право, печатать надо.

Мамаева. Скажите пожалуйста.

Глумова. Какие сравнения находит!

Мамаева. Неужели?

Глумова. Да он вас где-нибудь прежде видал?

Мамаев а. Не знаю. Я его видала в театре.

Глумова. Нет, должно быть, видал.

Мамаева. Почему же?

Глумова. Да как же? Он так недавно вас знает, и вдруг

такое...

Мамаева. Ну,ну! Что же?

Глумова. И вдруг такое родственное расположение

почувствовал.

Мамаева. Ах, милый мальчик!

Глумова. Даже непонятно. Дядюшка, говорит, такой умный, такой умный, а тетушка, говорит, ангел, ан

гел, да...

Мамаева. Пожалуйста, пожалуйста, говорите! Я, право, очень любопытна.

Глумова. Да вы не рассердитесь за мою глупую откровенность?

Мамаева. Нет, нет.

Глумова. Ангел, говорит, ангел; да ко мне на грудь,

да в слезы...

Мамаева. Да, вот что... Как же это? Странно.

Глумова (переменив тон). Уж очень он рад, что его, сироту, обласкали; от благодарности плачет.

Мамаева. Да, да, с сердцем мальчик, с сердцем! Глумова. Да уж что говорить! Натура — кипяток. Мамаева. Это в его возрасте понятно и... извини

тельно.

Глумова. Уж извините, извините его. Молод еще.

Мамаева. Да в чем же мне его извинить? Чем он передо мною виноват?

Глумова. Ну, знаете ли, ведь, может быть, в первый

раз в жизни видит такую красавицу женщину,— где ж ему было! Она к нему ласкова, снисходительна... конечно, по-родственному... Голова-то горячая, поневоле с ума сойдешь.