Читать «А. Дюма. Собрание сочинений. Том 19.Джузеппе Бальзамо. Часть 4,5» онлайн - страница 26

— Мне это известно, поэтому-то я и не министр.

— Ну вот еще!

— Можешь не сомневаться, друг мой!

— Ты отказался от портфеля, чтобы доставить удовольствие моему сыну?

— Если я тебе скажу так, ты мне не поверишь. Твой сын тут ни при чем. Я отказался потому, что требования семейки Дюбарри начинались с изгнания твоего сына и неизвестно еще, какими бы нелепостями они могли закончиться.

— Так ты поссорился с этими ничтожествами?

— И да и нет: они меня боятся, я их презираю — они это заслужили.

— Это смело, но неосторожно.

— Почему ты так думаешь?

— Графиня в фаворе.

— Скажите пожалуйста!.. — презрительно проронил Ришелье.

— Как ты можешь так говорить!

— Я говорю как человек, чувствующий шаткость положения Дюбарри и готовый, если понадобится, подложить мину в подходящее место, чтобы разнести все в клочья.

— Если я правильно понял, ты оказываешь услугу моему сыну, чтобы уколоть семейство Дюбарри.

— В большей степени — ради этого, твоя проницательность тебя не подвела; твой сын служит мне запалом, я хочу поджечь с его помощью… А кстати, барон, нет ли у тебя и дочери?

— Есть…

— Молодая?

— Ей шестнадцать лет.

— Хороша собой?

— Как Венера.

— Она живет в Трианоне?

— Так ты с ней знаком?

— Я провел с ней вечер и целый час проговорил о ней с королем.

— С королем? — вскричал Таверне; щеки его пылали.

— С королем.

— Король говорил о моей дочери, о мадемуазель Андре де Таверне?

— Он с нее глаз не сводит, дорогой мой.

— Неужели?

— Тебе это не по душе?

— Мне?.. Ну что ты!.. Напротив! Король оказывает мне честь, глядя на мою дочь… но…

— Но что?

— Дело в том, что король…

— … распутен? Ты это хотел сказать?

— Боже меня сохрани дурно отзываться о его величестве; он имеет право быть таким, каким ему хочется быть.

— В таком случае что означает твое удивление? Неужели ты мог вообразить, что король не будет влюбленными глазами смотреть на твою дочь? Ведь мадемуазель Андре — само совершенство!

Таверне ничего не ответил. Он пожал плечами и глубоко задумался. Ришелье следил за ним инквизиторским взглядом.

— Что же! Я догадываюсь, о чем ты думаешь, — продолжал старый маршал, подвигая свое кресло поближе к барону. — Ты думаешь, что король привык к дурному обществу… что он якшается со всяким сбродом, как выражаются в Поршероне, и, следовательно, не станет заглядываться на благородную девицу, отличающуюся целомудренной чистотой и невинной любовью, что он не заметит это сокровище, полное грации и очарования… Ведь его влекут только непристойные разговоры, пошлые подмигивания да ухаживания за гризетками.

— Решительно, ты великий человек, герцог.

— Почему?

— Потому что ты все верно угадал, — молвил Таверне.

— Однако признайтесь, барон, — продолжал Ришелье, — давно пора нашему властелину перестать заставлять нас, знатных господ, пэров и друзей короля Французского, целовать плоскую и грязную руку куртизанки низкого происхождения. Пора было бы вернуть нам наше достоинство. Ведь от Шатору, которая была маркизой и принадлежала к роду герцогов, он опустился до Помпадур, дочери и жены откупщика, а после нее унизился до Дюбарри, которую звали просто Жаннетон. Как бы ей на смену не явилась кухарка Мариторн или пастушка Гатон. Это унизительно для нас, барон. Наши шлемы увенчаны коронами, а мы склоняем головы перед этими дурами.