Читать ««Пёсий двор», собачий холод. Том I» онлайн - страница 54
Автор неизвестен
— Не тебя. Дружка твоего.
— Вроде того.
— И ты, значит, вместо того чтобы дружка утешать, предпочёл меня колотить?
Гныщевич затормозил, и лицо его дёрнулось.
— Дружка не утешишь.
— Прибили, выходит?
— Не прибили, quelle absurdité. Говорил же, ты не поймёшь.
К чести Гныщевича будет сказано, когда шляпа прилетела ему в руки, ему хватило реакции её поймать. Скрыть недоумение — не хватило.
— Если не прибили, значит, утешить можно. Которого из дружков?
Объяснял Гныщевич чрезвычайно связно, только французских словечек Хикеракли не понимал. Но картинка всё равно рисовалась простая и понятная: утомившись от наглости малолеток, некоторые старшекурсники решили, что настало время ответного удара. Выданное графу Метелину («не абы кому,
Хикеракли расхохотался на всю Академию.
— Недаром, недаром они нам старшие, — кое-как проговорил он, — старые, мудрые! Умней и меня, и тем более тебя. Это уж точно агрессией не назовёшь, это шутка, что называется, сугубая!
Хохот его захлебнулся от злой, но скорее обидной, чем болезненной оплеухи.
— Conard, — процедил Гныщевич, — ты знаешь, что такое для тавра коса?
— Знаю-знаю, ваша честь, то же, что для пихта — волосы на ногах, гордость и вернейшая любовница. И что?
— И то, что есть нюанс. Плеть — общинный. Его в город только на тех основаниях и выпустили, чтоб чист был и безгрешен. Раз такое оскорбление получил всему таврскому народу…
— Не видать ему волюшки?
— Не видать ему жизнишки, — сумрачно передразнил Гныщевич.
Хикеракли задумчиво уставился на лепнину.
— Дай-ка я, уважаемый, по полочкам разложу. Я человек простой, мне не понять, но попробую мыслить конкретно. Как бы ты там ни дра-ма-ти-зи-и-и-ро-вал, дружок твой нынче — в какой-никакой опасности. А ты, выходит, тратишь время ваше бесценное на кровавую месть виновным и невиновным? Не пришло в голову ему, скажемте-с, помочь?
— Ты человек простой — и тупоголовый в придачу. Как ему поможешь? У него своя честь.
— Честь не перечесть… честь у всех своя. Когда через неё переступают, потом обычно становится лучше, а когда переступить не могут, потом и не оберёшься.
Гныщевич посмотрел на Хикеракли с сомнением. Шляпу свою он по-прежнему держал в руках — нерешительно так, не совсем по-гныщевичевски.
— Косу ему даже и не отрезали, — обольстительно пропел Хикеракли, — так, помарали чуток. Бывает, бывает. Верно? А значит, ежели дело в гневе общинном, может пересидеть, спрятамшись. Если спрячется.
— Справедливо, — неохотно признал Гныщевич.
— Но он не спрячется.
— Конечно, нет.
— И куда пойдёт отсвечивать?
— Туда, где есть шансы погибнуть славно. Где ему б и место, когда б не Академия. На бои.
Хикеракли присвистнул.
— Так они в самом деле есть? Что ни день, то новое, так сказать, открытие! — подойдя к Гныщевичу вплотную, он панибратски хлопнул того по плечу. — На бои тебе, родной мой, выходит, и дорога. Перехватишь быстро и ловко, аки шляпу, и не дашь погибнуть бесславно. Славной-то гибели, знаешь, не бывает.