Читать ««На пороге как бы двойного бытия...». О творчестве И. А. Гончарова и его современников» онлайн - страница 217
Михаил Отрадин
Это быт устрояется, глушь украшается цветом.
В петербургских стихах Коневского Блок увидел нечто существенное для русской поэзии начала века, черту, «интересную как освещение того этапа русской поэзии, когда она из “собственно-декадентства” стала переходить к символизму. Одним из признаков этого перехода было совсем особенное, углубленное и отдельное чувство связи со своей страной и своей природой». Таким местом, которое он полюбил вопреки всему, и стал для Коневского «город Петербург, возведенный на просторах болот»45
Некоторые строки Коневского (Петербург как земля без «сказок века») отозвались в стихотворении Иннокентия Анненского «Петербург» (1910):
Вместо сказки в прошедшем у нас Только камни да страшные были.
оказалась охваченной, как змеиными кольцами, черновато-серыми домовыми кубами; чтобы вся, проспектами притиснутая земля, в линейном космическом беге пересекла бы необъятность прямолинейным законом; чтобы сеть параллельных проспектов, пересеченная сетью проспектов, в мировые бы ширилась бездны плоскостями квадратов и кубов: по квадрату на обывателя…» (
45
«Чем более развивается городская душа, — писал Анненский, — тем более и безвыходно городскими становятся самые души, приспособленные к камням, музеям и выставкам»[578]. «Городская», по Анненскому — значит механистическая, лишенная органики и гуманистического содержания. А такую жизнь, такой Петербург сознание, сформированное литературой XIX века (вспомним еще раз: «мы прошли сквозь Гоголя и нас пытали Достоевским»), принять не может.
Только камни нам дал чародей, Да Неву буро-желтого цвета, Да пустыни немых площадей. Где казнили людей до рассвета, —
к сознанию «проклятой ошибки», произошедшей в жизни страны, автора приводят размышления о конкретном историческом опыте.
О «проклятой ошибке» писали многие русские символисты. «Вина» при этом часто возлагалась на Петра. Тут сказались давние славянофильские идеи. Близкий вариант толкования «вины» встречаем в романе Д. Мережковского «Антихрист (Петр и Алексей)» (1905) и позднее в «Петербурге» Андрея Белого. Об ошибочности «петербургского» пути у Белого сказано так: «С той чреватой поры, как примчался к невскому берегу металлический Всадник, с той чреватой днями поры, как он бросил коня на финляндский серый гранит, — надвое разделилась Россия; надвое разделились и самые судьбы отечества; надвое разделилась, страдая и плача, до последнего часа — Россия»[579]
Но был в произведениях символистов и другой вариант толкования вины Петербурга, тоже подготовленный литературой предшествующего века: Петр не доделал своего дела, Россия не пошла по пути царяпреобразователя. У Иннокентия Анненского это поэтически сформулировано так:
Царь змеи раздавить не сумел, И прижатая стала наш идол.
Иногда в подобном «двоевластии» петербургской жизни (город во власти двух начал: созидающего, творческого — Медный всадник, и разрушительного, стихийного, низменного, косного — змей) видели основу своеобразного равновесия, необходимое условие для развития страны. Максимилиан Волошин вложил эту мысль в уста графа де Местр а, который так говорит о Петербурге:
