Читать ««На пороге как бы двойного бытия...». О творчестве И. А. Гончарова и его современников» онлайн - страница 216
Михаил Отрадин
Любовь к старому Петербургу, умение видеть его своеобразную красоту и значительность воспитывали в людях той эпохи блестящие работы самого Бенуа и художников, близких ему по восприятию города, — А. Остроумовой-Лебедевой, Е. Лансере, П. Шиллинговского, М. Добужинского, Е. Кругликовой.
За два с половиной десятилетия XX века было создано громадное количество художественных произведений — и стихотворных, и прозаических, — посвященных Петербургу. Как бывало не раз в истории культуры, мода на какую-то тему приводит к издержкам. Об этом говорил Александр Блок в 1913 году в беседе с композитором М. Ф. Гнесиным: «Петербург был прекрасен, когда никто не замечал его красоты и все плевали на него; но вот мы воспели красоту Петербурга. Теперь все знают, как он красив, любуются на него, восхищаются! И вот — уже нет этой красоты: город уже омертвел, красота ушла из него в другие, какие-то новые места. Красота вообще блуждает по миру»[575].
Чисто эстетическое отношение к Петербургу не могло возобладать в литературе еще и потому, что для художественного сознания той поры колоссальное значение имел опыт литературы XIX века. Иннокентий Анненский писал об этом так: «“Петра творенье” стало уже легендой, прекрасной легендой, и этот дивный “град” уже где-то над нами, с колоритом нежного и прекрасного воспоминания. Теперь нам грезятся новые символы, нас осаждают еще не оформленные, но уже другие волнения, потому что мы прошли сквозь Гоголя и нас пытали Достоевским»[576].
Среди поэтов рубежа веков, обращавшихся к петербургской теме, одним из первых должен быть назван Иван Коневской (Ореус). Он многое предвосхитил в «петербургских» произведениях других символистов. В его стихах выстраивается особый сюжет, связанный с петербургским мифом: победа над стихиями обернулась победой над самой жизнью:
Так воздвигнут им город плавучий, Город зыбкий, как мост на плотах. Вдоль воды, разливной и дремучей, Люди сели в бездушных дворцах.
Петербургская жизнь предстает в стихах Коневского как неесте- ственно упорядоченная, геометрически организованная: плоть и кровь там «стынут, замкнуты прямыми углами»[577].
В этом краю, где «граждан коренных не бывало», который «продрог под бореньем ветров», у людей особая судьба, им уготовано особое историческое сиротство:
В шумящей пустыне,
В твердыне из камня
На дальней границе обширной пустой стороны
На свет родилися
Мы, нежные дети,
И не были сказки веков с малых лет нам родны…
Но в стихах Коневского, казалось бы, вопреки их главному мотиву, прорастает любовь к этой стылой земле, в основе ее чувство сострадания, которое ведомо людям Петербурга:
Если там, за лампадой, убогое сердце горит,
И его не принять ли нам в веденье наше с приветом? Где ютятся торги, ремесло в полумраке горит,
