Читать ««На пороге как бы двойного бытия...». О творчестве И. А. Гончарова и его современников» онлайн - страница 213

С певцом твоих громад красивых,

Твоей ограды вековой,

Твоих солдат, коней ретивых

И всей потехи боевой,

Плененный лирой сладкострунной,

Не спорю я: прекрасен ты

В безмолвье полночи безлунной, В движенье гордой суеты!

Заявив о нежелании спорить с Пушкиным, Некрасов далее описывает город в другом, в подчеркнуто социальном ракурсе:

Душа болит. Не в залах бальных,

Где торжествует суета, В приютах нищеты печальных Блуждает грустная мечта.

О новаторстве Некрасова-урбаниста впервые конкретно и убедительно сказал Валерий Брюсов. В анкете, посвященной Некрасову, он свою основную идею высказал так: «Некрасов сумел найти красоту в таких областях, перед которыми отступали его предшественники. Его сумрачные картины северного города могут поспорить с лучшими страницами Бодлера…»[570] В цикле «О погоде» есть поразительное описание зимнего Петербурга:

Но зимой — дышишь вольно; для глаза — Роскошь! Улицы, зданья, мосты

При волшебном сиянии газа

Получают печать красоты. <…>

В серебре лошадиные гривы,

Шапки, бороды, брови людей, И, как бабочек крылья, красивы Ореолы вокруг фонарей!

Некрасов часто описывает как бы случайные, попавшие на глаза детали и эпизоды городской жизни, но в них проявляются социальные драмы, угадывается трагическая суть жизни. Пожалуй, наиболее убедительно этот принцип использован в стихотворении «Утро» (1872– 1873): «на позорную площадь кого-то провезли», «проститутка домой на рассвете поспешает», «офицеры <…> скачут за город: будет дуэль», «торгаши просыпаются». И наконец — финальная строфа:

Дворник вора колотит — попался!

Гонят стадо гусей на убой; Где-то в верхнем этаже раздался

Выстрел — кто-то покончил с собой.

Читатель не знает, кто и почему застрелился, но жизнь представлена так, что нельзя усомниться: в этом городе люди неизбежно должны стреляться. Жуткий итог этого сюжета — в его обыденности: стихотворение и построено на сопоставлении обычного деревенского дня с обычным городским. «Именно вследствие необычной концентрированности, сгущенности исключительного оно переходит в свою противоположность. Один из главных и страшных смыслов произведения содержится в этой уничтоженности обыденностью исключительного. Проблема и в том, что сама смерть уже не проблема»[571].

Влияние города на поэта Брюсов увидел и «в самой речи» Некрасова, «торопливой, острой, свойственной нашему веку». Традиционные гармоничность, уравновешенность, мелодичность стиха противоречили бы его темам: речь шла о страданиях. Анестезия внутренней музыки стиха не должна была помешать читателю испытать боль от прочитанных слов и, может быть, почувствовать сострадание. В этом был гуманистический пафос резких, беспощадных слов Некрасова о Петербурге.

Некрасов, много писавший о жизни горожан-бедняков, выпустивший знаменитый коллективный сборник очерков «Физиология Петербурга» (1845), вдруг в цикле «О погоде» заявил, что эта тема исчерпала себя:

Ты знаком уже нам, петербургский бедняк,

Нарисованный ловкою кистью

В модной книге…

В 1850-е годы «любопытная жизнь бедняков» стала ходовой. Усердие эпигонов как бы привело к девальвации темы. Этим объясняется некрасовский призыв «не читать гуманных книжонок»: он предлагает отказаться от гуманизма «на словах» в пользу гуманизма поступка: