Читать ««На пороге как бы двойного бытия...». О творчестве И. А. Гончарова и его современников» онлайн - страница 207

Новаторский характер поэмы проявился в выборе героя, в построении конфликта и в решении темы Петербурга. Анализируя жанровую природу «Медного всадника», Ю. Н. Тынянов показал, какой смысл имел у Пушкина отход от традиционного деления героев на главных и второстепенных. Поэма названа «Медный всадник», поэтому можно предположить, что главный герой — царь, основатель Петербурга. Но в поэме «главный герой (Петр) вынесен за скобки: он дан во вступлении, а затем сквозь призму второстепенного. <…> Второстепенный герой оказался ведущим действие, главным»[550]. Такое смещение имело глубокий смысл: исторически значимыми оказывались судьба и поступки обыкновенного, ничем не примечательного петербургского жителя. Ничтожный перед «горделивым истуканом» в обычной жизни, Евгений, когда «прояснились в нем страшно мысли», в нравственном, в общечеловеческом смысле становится равен ему. В пушкинской поэме «правда» строителя чудотворного, преобразователя России, и «правда» Евгения, страдающего человека, сосуществуют в трагическом противостоянии[551].

В поэме пунктирно намечена более чем вековая история Петербурга: замысел Петра («здесь будет город заложен»), рост Северной столицы, трагические события в день наводнения 1824 года. «Прошло сто лет» — эта реплика адресована прежде всего Тредиаковскому, загадавшему в свое время: «Что ж бы тогда, как пройдет уж сто лет?» «Медный всадник» — это воссоздание средствами искусства процесса истории в его глубинном, трагическом содержании. В сознании читателя формируется мысль: никакая внешняя по отношению к этому противоречивому миру поэмы точка зрения не может восприниматься как до конца объективная и справедливая. Разрешение этого противоречия может мыслиться только как результат движения самой истории. В мире поэмы эти трагически противостоящие начала (Медный всадник и Евгений) взаимосвязаны и, следовательно, изменение одного неизбежно влечет за собой изменение другого. Подтверждение этому — реакция Медного всадника на брошенное ему Евгением «Ужо тебе!» Еще Валерий Брюсов отметил, что «преследование Евгения Медным всадником изображено не столько как бред сумасшедшего, сколько как реальный факт…»[552] Сюжетный ход с элементами фантастики способствует формированию в сознании читателя важнейшего вывода: в основе этого противоречивого петербургского мира нет «дурной бесконечности», он обладает динамикой, способен изменяться.