Читать ««Между Индией и Гегелем»: Творчество Бориса Поплавского в компаративной перспективе» онлайн - страница 234

242

Ср.: «Мои внутренности кипят, и не перестают; встретили меня дни печали. Я хожу почернелый, но не от солнца; встаю в собрании, и кричу. Я стал братом шакалам и другом страусам. Моя кожа почернела на мне, и кости мои обгорели от жара» (Иов 30: 27–30).

243

В книге, которую мог читать Поплавский и которая вышла в свет в 1930 году, известный критик Жак Ривьер интерпретирует мысль Рембо: «Ангел превосходит человека не чистотой и не мудростью: он заключает в себе более сильную дозу реальности, большее количество существования. С этой точки зрения Рембо — ангел. Неистовый ангел. Он не был затронут, он сохраняет в неприкосновенности свою схожесть с Богом, он бережет все то, что Бог вложил в него. Из всего его существа эманирует что-то бьющее через край и при этом невидимое. В его появлении есть нечто пылающее и насыщенное, отличающее сверхъестественных существ. Он грозный вестник, сходящий в свете молнии, исполнитель неумолимого слова, меченосец» (Rivière J. Rimbaud. Paris: Emile-Paul fières, 1930. P. 45). Ривьер говорит о «неумолимом слове» (parole inflexible); корабль у Поплавского также носит название «Инфлексибль».

244

«Quelquefois je vois au ciel des plages sans fin couvertes de blanches nations en joie. Un grand vaisseau d'or, au-dessus de moi, agite ses pavilions multicolores sous les brises du matin. J'ai créé toutes les fêtes, tous les triomphes, tous les drames. J'ai essаyé d'inventer de nouvelles fleurs, de nouveaux astres, de nouvelles chairs, de nouvelles langues. J'ai cru acquérir des pouvoirs surnaturels. Eh bien! je dois enterrer mon imagination et mes souvenirs! Une belle gloire d'artiste et de conteur emportée!

Moi! moi qui me suis dit mage ou ange, dispensé de toute morale, je suis rendu au sol, avec un devoir à chercher, et la réalité rugueuse à étreindre!» (Rimbaud A. Oeuvres. P. 240).

245

В докладе «В поисках собственного достоинства. О личном счастье в эмиграции» Поплавский отождествляет Рембо и Люцифера: «Если человек один, [он] должен уйти на самое дно величия, быть совсем один, окружить себя античными образами и героическими [„романтическими“. — в оригинале зачеркнуто] образами, испить до дна горькую и пьянящую, как эфир, чашу стоической разлуки со всеми, так обретет он величие своего падения, вечную тему Рембо-Люцифера, участь которого и больше и глубже человека» (Неизданное, 225).

246

См.: Andreeva L. La réception en Russie d'Ernest Hello et de sa descendance spirituelle (Bloy et Huysmans). Paris, 2003 (These).

247

Почему-то из этого списка Поплавский исключил Бодлера, зачеркнув его фамилию. Сюда можно было бы добавить Марка Аврелия, а также тех, кого читает Аполлон Безобразов: Апулея, Прокла, Филона Александрийского, Секста Эмпирика, Парацельса, графа де Сен-Мартена и немецкого алхимика Генриха Конрада Кунрата (Heinrich Conrad Khunrath; Поплавский называет последнего «Великим Кунрадом», что ввело в заблуждение комментаторов Аллена и Менегальдо, посчитавших, что речь идет о писателе Джозефе Конраде).