Читать ««Ловите голубиную почту...». Письма (1940–1990 гг.)» онлайн - страница 191

Василий Павлович Аксенов

В многочисленных парафразах на этот сюжет мы можем найти забавные иносказательные, сугубо «плейбойские» частушки, куплеты и песенки.

Эй, голубка-красногубка,Что ты спать не идешь?Может, сокола ты ждешь?Ястреба своего долгожданного?

Или:

Волк на лодочке, на лодочке, на лодочке плывет.Лиса в красненьких ботиночках по горушке идет.Волк все к бережку, все к бережку гребет.Лиса хвостиком все к озеру, все к озеру метет.И все никак не встретятся,Никак не поцелуются.

Или:

Шли боярышни в горохе,А за ними скоморохиУвивалися, колбасилися,И в горохе за заборомТри опенки с мухоморомНародилися, паявилися.

А чего стоит игра в тереме у Аннушки Нащокиной, когда Фрол-«Лукерьюшка» изображает страшного усатого «турку»: двойная, если не тройная, маска в стиле «комедия дель арте».

С внедрением в России западной, особенно французской, культуры нравы страны стали смягчаться еще больше. Большую роль в создании игровой стихии балов, летних маскарадов и, что особенно важно, в возникновении русской романтической поэзии сыграли французские вина, в частности шампанское, коего в первой четверти XIX века потреблял больше, чем Париж. Осмелюсь тут предложить свои собственные вирши из еще ненапечатанного сочинения «Тост за шампанское».

О, те закаты за горами!Орлиный клекот далеко!Когда иссохшие в боях гортаниИм освежало «Вев Клико»!И на рассвете перед боемСвой взгляд не в пушки вперивал он,А в благодатное судьбоюШампанское «Дон Периньон».Над прошампаненной строкоюОгонь священный еще не потух.Хоть и витает над страноюБукет совковых бормотух.Поднимем чаши мы с шампанскимЗа вдохновенье тех эпох,Когда у муз имелись, скажем, шансыСманить российских выпивохВ веселый мир пушкинианства,Где рифм и нимф мы зрим привычный торг,Отвлечь от пагубного пьянства,Привлечь в шампанского восторг!

Поколению, отравленному «Солнцедаром», полезно было бы в своем воображении возродить образы «прошампаненных» первых русских «плейбоев» байронического наклонения, забубенных гусар и романтических поэтов, воспевших «русскую красавицу».

Мне стан твой понравился тонкийИ весь твой задумчивый вид,А голос, и страстный, и звонкий,С тех пор в моем сердце звучит (или звенит).

Интересно, что параллельно с вдохновенными строками высокой и жаркой любви в этой среде возник и жанр, так сказать, «безнравственной» пародии, что характерно для карнавала, когда наиболее сакральные темы временами становятся предметом безудержного и вызывающего веселья. Стихи Баркова и шалости Пушкина, вроде нашумевшей «Гавриилиады», развеивали хмарь «звериной серьезности» имперских столиц.

Интересно, что эта «безнравственность» в виде высокой метафоры проникала и на страницы открытой литературы. Достаточно вспомнить хотя бы гоголевских красоток, превращающихся в кошек и обратно, или ведьму из «Вия», которую Хома Брут загнал опять же до превращения в неслыханную умирающую красавицу. Не говоря уже о шедевральном «Носе», милостивые государи, не говоря уже о нем.