Читать «MOSKVA–ФРАНКФУРТ–MOSKVA (Сборник рассказов 1996–2011)» онлайн - страница 91

Георгий Турьянский

К тем злосчастным и трудным временам относилось её увлечение Максимовым, студентом историком. С ним был короткий, непонятный им обоим роман. У Ленки от безысходности, у Максимова — само собой, он и не хотел особенно.

Через Максимова она познакомилась с Шалвой. Теперь вот они живут друг с другом больше года и души друг в друге не чают.

С Шалвой решили они так: пригласить надо на ужин Машу, Максимова, Галю с Серёжей обязательно. Шалва подумал и сказал:

— Ещё Черепа надо. Череп, он не дурак, как ты говоришь. Он мой коллега, перед шефом никогда не подставляет. Пусть тоже придёт, я ему уже обещал.

— Зачем нам Череп этот твой. Он во вторник у нас был. Чтоб он напился тут опять при Серёже?

— Он мне друг, мы вместе с ним на разгрузке стоим, я обещал, — настаивал Шалва.

Пришлось согласиться на Черепа.

Первой пришла Маша, через пять минут следом Максимов. У Максимова под мышкой торчал огромный свёрток.

— Вот, подарок, — развернул он бумагу.

— Мамочки, кто это? — вскрикнула Ленка, увидев синий глаз и клюв, торчавший сквозь газеты.

С недавних пор у Максимова появилось неожиданное увлечение. Он скупал на интернет-аукционах «EBAY» предметы времен Третьего Рейха. Вот и сегодня он принёс с собой недавно приобретённое произведение.

— Это вам, — гость развернул полностью бронзового орла с прямыми крыльями, упиравшегося лапами в свастику и пояснил, — повесите его в гостиной или на подставку можно. Украшение в каждом порядочном немецком доме.

Маша знала, что Максимов пишет какую-то диссертацию и поэтому здесь живёт по временной визе на правах студента уже много лет. Ходил Максимов всегда в застиранных рубашках, носил бородку и много курил. На бледном лице его горели глаза, большие и красивые, словно взятые с картин эпохи «Югендштиль».

— Сколько же он стоит? — спросил Шалва и попробовал подцепить ногтём свастику.

— Подарок, неважно.

— Древний орёл, да, старинный?

Древний орёл глядел одним глазом, давая понять, что со свастикой не расстанется.

Прошли в комнату.

Максимов действительно был зачислен на исторический факультет местного университета, хотя уже закончил историко-архивный в Москве. В Москве он изучал историю тридцатых годов, «занимался репрессиями», шутил он. Здесь в Штутгарте он писал диссертацию о роли Красной Армии в освобождении Германии и пытался открыть этой работой немцам глаза на историческую правду.

Германию Максимов не любил, вернее презирал. Относился к немцам вообще и к политическим партиям в частности, как к продавшимся американцам. Бубнил об этом всем подряд, чем неоднократно шокировал преподавателей, достаточно терпимо относившихся к иностранным студентам, но плохо переносивших плевки в сторону демократии. Максимова мучил бес отрицания, любой разговор он сводил на больную тему, распалялся. Говоря по-русски, переходил на крик: «Продажные твари, блин, волки» и делал ударение на «и» в слове «волки».