Читать «Microsoft Word - ЛЕВ АННИНСКИЙ» онлайн - страница 91

прощение и втягивается в "мокрые" чекистские дела) - так вот: французские

власти, послушав, как Цветаева на допросе вперемежку с чтением стихов

рассказывает о корнелевских страстях в душе ее мужа (любовь - долг и т.д.), приходят к резонным выводам, во-первых, о том, что жена ничегошеньки не

ведает о делах мужа, и, во-вторых, что эта "сумасшедшая русская" вообще не

имеет внятных политических взглядов.

Ее взгляды - в другом измерении. Это очень внятные взгляды. Если не

политически, то - социально-психологически. Конечно, "монархизм" Цветаевой

может быть совершенно воображенным. Как и ее "народность", почерпнутая у

фольклористов. Про "православие" тоже лучше не вспоминать; отношения с

Богом тут скорее напоминают тяжбу: если ТЫ есть, то Я не виновата, что ТЫ

меня ТАКОЙ создал. Упоминания же о боге в удобных поворотах стиха - такие

же знаково-хрестоматийные, как упоминания о черни, над которой

возвышаются божьи избранники. Но под этой книжной знаковостью -

инстинктивная опора на вековую, родовую, аристократическую традицию и на

соответственно понятый "народ". И - инстинктивная же ненависть ко всему

меркантильно-низменному, "буржуазному". А также ко всему

"промежуточному", не исключая, извините, и "интеллигенции".

Ситуация, которая делает эту скрыто-инстинктивную позицию открытой и

осознанной, создана революционным взрывом. То есть: разрухой, голодом, хаосом, нуждой и страданием.

15 сентября 1918 года Цветаева сталкивается с народом: едет в деревню

выменивать продукты. Побочный продукт этой поездки - записанное

социальное кредо. Да не смутит читателя, что это - дневниковая запись: у

Цветаевой любая "запись" - плод напряженной работы над словом; дневник

ведется в той же тетради, куда записываются стихи; запись, которую я приведу, это, по существу, стихотворение в прозе, отточенное композиционно и словесно

Страница 109

рукой мастера. Это символ веры.

"О ЧЕРНИ

Кого я ненавижу (и вижу), когда говорю: чернь. Солдат? - Нет, сижу и пью

с ними чай часами из боязни, что обидятся, если уйду.

Рабочих? - Нет, от "позвольте прикурить" на улице, даже от

чистосердечного: "товарищ" - чуть ли не слезы на глазах.

Крестьян? - Готова с каждой бабой уйти в ее деревню - жить: с ней, с ее

ребятишками, с ее коровами (лучше без мужа, мужиков боюсь!) - а главное: слушать, слушать, слушать!

Кухарок и горничных? - Но они, даже ненавидя, так хорошо рассказывают

о домах, где жили: как барин газету читал "Русское слово", как барыня черное

платье себе сшила, как барышня замуж не знала за кого идти: один дохтур

был, а другой военный...

Ненавижу - поняла - вот кого: толстую руку с обручальным кольцом и (в

мирное время) кошелку в ней, шелковую ("клеш") юбку на жирном животе, манеру что-то высасывать в зубах, шпильки, презрение к моим серебряным

кольцам (золотых-то, видно, нет!) - уничтожение всей меня - все человеческое

мясо - мещанство!"

Серебро - в пику золоту - важнейшая деталь. Знак НЕбогатства. Знак

талисманной верности себе самой. В колористической гамме нет