Читать «Диспут с атеистом» онлайн - страница 32

Но, конечно, религиозные люди проводят время в молитве не ради долгожительства. Они совершают собственно духовную работу. Некрасиво поступают атеисты, когда пробуют украсть этот религиозный термин и нагрузить его своим смыслом, зачистив его от тех значений, которые традиционно с ним сопрягались. Еще у апостола Павла говорится, что душевные люди не понимают духовных (см.: 1 Кор 2, 14). В христианстве дух — это то, что влечет человека за горизонты собственно человеческой жизни. Это энергия Творца, не дающая человеку успокоиться в матрице очевидностей и влекущая его к Источнику жизни. Душевность — это то, что проявляет себя при отношениях по горизонтали: человек — человек. Это мир культуры. Духовность открывает вертикаль.

За пределами христианства это различие даже обрело резко расовые черты. Гностики (это те, кто написал «Евангелие Иуды» и кого воспел Дэн Браун в «Коде да Винчи») жестко противопоставили «пневматиков» (духовных) и «психиков» (душевных). Они от своего рождения различны, ибо одни несут в себе семя над-мирного Духа, а другие являются всецелыми порождениями и пленниками космических сил.

Христианство оставляет человеку свободу для перехода из одного состояния в другое, но тоже их ясно различает. Более того, в православной традиции немало предостережений, как не принимать душевные, психические феномены за духовные явления. Церковная музыка или необычный запах ладана могут дать человеку новые для него переживания, но порождаемый ими психологический эффект есть все же нечто земное, слишком человеческое. Не благодать. Ключевое слово православной психологии — «прелесть». Это принятие еще психического за уже духовное.

И вдруг атеисты берут ну совсем не их слово, означающее тягу за пределы материального мира, и начинают его прилагать к достижению земного комфорта. «Духовный мир рождается там, где создаются новые машины, разрабатываются и воплощаются новые технологии, выращивается урожай, где лечат людей, организуют жизнь общества и государства». Ну, раз атеисты так творчески настроены, взяли бы и придумали свое слово для обозначения своего трудового порыва. Но зачем воровать-то? Впрочем, вопрос риторический. Если учесть нынешнее место работы моего уважаемого оппонента, то последняя часть его определения звучит вполне определенно: Администрация Президента и есть то место, где рождается духовность... Сюда, наверно, теперь нужно паломничать, с ее работников надо писать иконы...

На юношеский вопрос о смысле жизни его ответ ясен: мы, технократы во власти, уполномочены определить смысл твоей жизни. Ее смысл — в служении нашим интересам (ибо в силу чистоты наших помыслов и научности наших взглядов наши интересы всецело равны интересам общественным). Служи нам, и мы дадим тебе орден. И больше ничего не будет. Ощущай нас как реальность, навязанную тебе в ощущениях. Религия — для обделенных счастьем и властью, для маргиналов. Мол, «нельзя лишать человека, возможно выбитого из жизни болезнью или обстоятельствами и утратившего всякую опору, последней надежды и утешения. И в таких случаях Церковь оказывается незаменимой».