Читать «Диспут с атеистом» онлайн - страница 25

В этом опасность атеистических «только». Они порождают нигилизм. Нигилизм — это урезание богатства и многообразия человеческого бытия ради одного его измерения. Бывает нигилизм религиозно-аскетический. Мол, то, что не прописано и не предписано в нашем священном уставе, не должно иметь права на существование. Но есть нигилизм сциентистский, есть нигилизм философско-материалистический. И не столь уж велика разница, во имя чего и чем тебя отрицают: книгой или костром, компьютером или концлагерем!

Отмечу, что Рубинов говорит не просто о науке, а о материализме, и не просто о материализме, а о власти материализма: «Все-таки доминирующими у нас должны быть светское образование и воспитание, основанное на материалистическом мировоззрении». Значит, в его социальной утопии есть не только наука, но и государственная идеология. Причем такая, которая уже умеет и любит употреблять слово «только» («только я»). И которая уж очень любит детей. В XIX веке только болезненно-чуткий слух Достоевского обращал внимание на такие нюансы и видел в них угрозы. Но после опыта XX столетия не замечать таких отнюдь не «нюансов» как-то уж совсем странно и отстало.

Жизнь с религиозной мотивацией представляется академику Рубинову как «отказ от реальности, от материального мира». Тут уж приходится признать, что не то что опыт XX столетия, а опыт вообще мировой философской мысли не оставил следа в представлениях белорусского академика. Это ведь и есть главный вопрос философской критики: что есть реальность?

Философия рождается именно в уходе от того наивного отождествления, которое Рубинов считает вершиной человеческой мысли: «Что такое материальное — более или менее ясно. Это то, что можно пощупать, увидеть или иным образом ощутить».

Отождествить реальность и ощущение — это как раз и значит зачеркнуть все столетия поиска научной методологии. Ощущения могут врать, они могут быть неверно истолкованными. Тысячи раз это уже объяснено философами Греции, Европы, Индии, Китая, равно как и европейскими методологами науки. Но вот и по сию пору есть люди, которые диаматов-скую жвачку, услышанную на третьем курсе советского института, продолжают считать ответом на все вопросы.

Простейший вопрос: Вселенная материальна или нет? Можно ли ее «пощупать, увидеть или иным образом ощутить»? Увидеть можно узкий спектр излучений некоторых звезд. Ощутить можно лишь тепловое излучение нашего светила. А вот Вселенная как бесконечная целостность никак не может быть частью нашего ограниченного опыта. И потому Вселенная в философии Канта называется «вещь в себе». Мы можем воспринимать отдельные ее части в их опять же лишь отдельных параметрах, но не мир как целое. Тут уж можно вслед за буддистами сказать, что целостность мира есть иллюзия (как, впрочем, и любая целостность), — это будет воспроизведение буддистского догмата о шуньятности (пустотности) всего сущего. Или же формула рубиновского материализма заставит признать Вселенную как целое нематериальным объектом.