Читать «Диспут с атеистом» онлайн - страница 24

Академик Рубинов полагает, что граница между материализмом и идеализмом проходит по критерию, разделяющему волюнтаризм и материально-незыблемые природные законы. Но если я сам есть лишь часть материального мира, то как часть может быть свободна от целого, частью которого она является? А без свободы нет ни морали, ни нравственной ответственности, ни творчества. Именно так некогда Кант строил «нравственное доказательство бытия Бога»: если есть только материя с присущим ей детерминизмом, то свобода и мораль оказываются лишь иллюзиями. Помнится, Иванушка Бездомный хотел Канта за такие доказательства забросить на Соловки годика на три...

Что говорит академик? «Наука базируется на признании материальности мира и объективности законов природы, независимых от чьей бы то ни было воли».

Тут одно из двух: или Рубинов полагает, что в мире нет ничего зависимого «от чьей бы то ни было воли», но тогда все разговоры о человеческом творчестве и свободе лживы и антинаучны. Или же в природе есть нечто, независимое от ее незыблемых законов, и тогда бытие богаче тех аксиом, на которых академик Рубинов пробует строить свое мировоззрение, и тогда уместны такие ходы нашей мысли, которые, с точки зрения Рубинова, будут «ненаучными».

В общем, в построениях моего оппонента раз за разом повторяется одна и та же преувеличенность: тезис, который был бы вполне верным, если бы его использовали как часть мозаики, становится ошибочным и опасно-нигилистическим, когда его превращают в нечто единственно-эксклюзивное. Как хороша была бы фраза: «Только на науку мы можем опираться при решении задач, стоящих перед обществом», если бы в ней не было слова «только». Светскому гуманисту (а от их имени, думаю, и пробует говорить Рубинов) полагаться надо было бы на человека, а человек все-таки не робот и общество — не ученый совет. Мечта Рубинова в переводе на язык социологии означает создание элитарного общества, в котором будет правящая каста ученых жрецов и будет управляемое ими быдло, которое само не в состоянии понять, в чем именно заключаются научно выверенные «задачи, стоящие перед обществом».

Математик и управленец Рубинов, наверно, прекрасный. Но, подозреваю, он и не знает, что предлагаемая им утопия была описана еще в «Государстве» Платона. Но Платон хоть был логичнее и изначально полагал, что идеал науко-кратии несовместим с демо-кратией.

Совмещаем два тезиса «материализма»: 1) свободы в мире нет, а есть лишь «законы природы»; 2) править обществом должны те, кто познали эти законы. И получаем довольно жесткую социальную модель как раз ту, в которой мы жили семьдесят лет и которая зовется то «реальным социализмом», то тоталитаризмом. Дело не в недостатках и «издержках» коммунистического строительства. Как раз в случае своей полномасштабной реализации этот научно-плановый монстр дотянулся бы до каждого шага и вздоха каждого маленького человечка. Коммунизму не хватило как раз науки, а именно — компьютеров. А вот с миллионами микрочипов и уличных видеокамер, с деньгами, которые «отмерли», превратившись в электронные «баллы заслуг», с мобильными телефонами, работающими в режиме прослушек, — каждое дыхание стало бы «научным». То есть таким, каким его хотели бы видеть ученые управленцы. И кричал бы Достоевский (или его «человек из подполья»): «А я хочу по своему маленькому, неправильному, но своему умишку пожить!», но ученые дяди в белых халатах и в его подполье поставили бы средства «научного контроля и управления».