Читать «Заговор» онлайн - страница 96

К Рущицу она обратилась сама по поводу какой-то пустяковины, которую он уже и забыл, чуть ли не с просьбой подержать дверь, пока она пронесет через нее корзину с бельем, а потом, встретив его в очередной раз,

улыбнулась и сунула в руии бумажный пакет с кистью прекрасного марсельского винограда, так, кстати, и не появившегося за обеденным столом.

Судьба Эрнста так или иначе продолжала волновать Рущица, и он не раз еще делал попытки отыскать в комнате воображаемый тайник. Сколько раз прощупывал пол, пытаясь расшатать ту или иную паркетину! Все бесполезно. Или тайника у Эрнста вообще не было, или после ого гибели все так тщательно прибрали.

На следующий день после приезда гостей, за завтраком, барон сказал назидательно:

—    Однако вы любите поздние прогулки, Константин Васильевич. Я полагаю, что вам лучше после девяти находиться в своей комнате.

Это было даже не пожелание, это был приказ, и Рущиц склонил голову в знак того, что он все понял.

Однажды барон, очень редко покидавший усадьбу, с утра уехал вместе с Андреем и вернулся один. В тот же день было объявлено, что отныне Андрей — кадет пехотной школы и будет появляться дома только по выходным дням. За обедом Карл Владимирович был в приподнятом настроении, напевал какие-то военные мар ши и сказал фрау Цецилии:

—    Если бы ты видела тот момент, когда мальчик надел мундир. Это было прекрасно! Он сразу стал взрослее, и глаза его горели такой радостью! Он будет прекрасным офицером.

Фрау Цецилия, бледная, рассеянная, с грустноватой натянутой улыбкой, сказала что-то о значении национальных и семейных традиций, и, как обычно, сказала что-то не так. Барон удивленно глянул на нее, прекратил напевать и целиком посвятил свое внимание куриной ноге с кайенским перцем, любителем которого он был, отчего все за столом вынуждены были тоже употреблять разные блюда только с перцем, и возражать в этом плане барону осмеливался только Максим. Очень скоро даже Рущиц привык время от времени сообщать барону о чудодейственном воздействии на свой организм этой приправы, за что несколько раз был награжден одобрительным взглядом и длинной лекцией о достоинствах вышеозначенного продукта.

В эти дни Максим удивил Рущица еще одним своим качеством. В очередной раз прогуливаясь по «Пуп-пеналлее» Тиргартена, Рущиц начал читать наизусть первую главу «Евгения Онегина». По его мнению, пора

уже было перейти к очередному этапу воспитания Максима. К величайшему изумлению Константина Васильевича, Максим равнодушно встретил гениальные строки. На протяжении всего чтения он неоднократно перебивал Рущида возгласами, к стихам никакого отношения не имевшими, обращал его внимание на любопытных прохожих, смеялся над шуцманом, пытавшимся выгнать из аллеи нескольких бродяг, пристроившихся на одной из скамеек со скудным своим завтраком. Константин Васильевич в сердцах объявил Максиму, что небрежение к творчеству великого русского поэта так же кощунственно, как и зубоскальство над национальной реликвией. Мальчишка стал доказывать, что он слушал внимательно, хотя это ему малоинтересно, и в доказательство прочел наизусть только что выслушанный отрывок.