Читать «Заговор» онлайн - страница 108

Первый: Мы не коснулись еще одного вопроса. При

надлежащем отношении к затронутым вами вопросам можем ли мы рассчитывать на крупный заем и как все это будет выглядеть?

Второй: Нрезидепт Гипденбург должен отправить телеграмму президенту Гуверу с изложением мотивов своей просьбы. Можно сказать о безработице и социальной напряженности. Тогда мистер Гувер сможет свободнее говорить с конгрессом. Просьба будет удовлетворена. Однако все чаще высказывается пожелание, чтобы президент Гинденбург принял для личной беседы господина Гитлера. '

Первый: Это очень трудный вопрос.

Второй: Полагаю, не более трудный, чем вопрос о кредите.

Первый: Прием у президента породит у господина Гитлера беспочвенные надежды.

Второй: Помните, что у вас почти пять миллионов безработных.

Первый: Мы это помним, но ваши условия... Я буду докладывать президенту.

Второй: Прекрасно! Я полагаю, что мы в конце концов поладим. Вам не стоит тянуть время. Рухнул «Данатбанк», то же самое грозит в ближайшие дни «Дрезденер банку». Экономика Германии может рухнуть окончательно.

Первый: Президент сегодня же подпишет телеграмму господину Гуверу.

Второй: Это верное решение, но мне хотелось бы, чтобы в ближайшее время господин Гитлер смог посетить президента.

Первый: Я обещаю это, однако мне трудно дать заверения о сроках.

Второй: Прекрасный ответ. Я полагаю, что речь идет не о месяцах, а о неделях.

Первый: Будем на это надеяться.

Второй: Господин президент должен как можно скорее принять это решение, потому что совершенно реальным представляется вариант, по которому следующим президентом Германии может стать господин Тельман.

Первый: Ну, это уж можно воспринять только как шутку.

Второй: Увы! Ваши безработные, эти самые пять миллионов, могут пойти двумя дорогами — либо к господину Тельману, либо к господину Гитлеру. Пусть лучше идут к господину Гитлеру, не так ли?

Первый: Мы верим в то, что в новом, тридцать первом, году конъюнктура экономики для Германии сложится гораздо лучше.

Второй: Будем надеяться...»

Константин Васильевич отложил в сторону листки и задумался. Если бы Сергей знал о том, какие документы сейчас находятся в его руках! Где их хранить, эти драгоценные бумаги? Как переправить Сергею? Как сделать так, чтобы барон ни о чем не догадался? Ведь он же не простак, господин барон. А Рущиц совсем не мог притворяться и лгать, разыгрывать сценки. Ему казалось, что один прямой вопрос может вывести его из игры. Не то чтобы он боялся выдать себя, но просто обстоятельства могли дать барону пищу для размышлений.

Был бы рядом Сережа, они б вдвоем все обмозговали. А тут один. Стрельба, бой, погоня, оборона, драка, наконец, — это привычно, и он был бы спокоен. А вот в нынешней ситуации...

Он переписал беседу барона в тетрадь, запрятал ее в сапог, а бумаги Максима сжег, ссыпал пепел в обрывок газеты. Прилег на кровать. Ветер заскрипел чуть приоткрытой фрамугой, заставив его вскочить и суматошно уставиться в окно. По двору медленно шел Генрих, неся под мышкой сверток. Константину Васильевичу показалось, что он поглядывает в его сторону. Почему-то захотелось прямо сейчас уйти из этого дома и скрыться в большом и шумном городе, где уж найти его будет совсем трудно. Ему, привыкшему видеть опасность прямо перед собой, казалось совсем непереносимым то, что беда подстерегала его отовсюду, чуть ли не из каждого закоулка этого большого и пустого дома. Держало его здесь лишь одно — возможность доставать важные сведения, благодаря которым Родина избежит многих бед. Эта мысль постоянно приводила его в себя, избавляла от ясгучего и липкого страха, поселившегося в душе. Родина сейчас виделась ему в облике матери в тот день, когда она провожала его до поселка и осталась стоять у обочины, освещаемая желтым закатным солнцем, а кучер стегнул лошадей, и они пошли мелкой иноходью, увозя его далеко, через годы и лишения. Уже все смешалось в памяти, и он даже не помнил, какой был в тот день на матери платок, но глаза ее, наполненные слезами и болью, все эти годы помнились отчетливо. Будто звала его...