Читать «Голос и ничего больше» онлайн - страница 70

Шион заимствовал слово «акусматический» у Пьера Шеффера в его знаменитом «Трактате о музыкальных объектах» («Traite des objets musicaux», книга, вышедшая в 1966 году, в этом же году были опубликованы «Сочинения» («Ecrits») Лакана). Термин имеет конкретное техническое значение: согласно энциклопедическому словарю Ларусс, «акусматический» описывает «звук, который мы слышим, не видя причины, от которой он происходит». Он же дает его философское происхождение: «Акусма-тиками были последователи Пифагора, которые, спрятанные ширмой, в течение пяти лет проходили у него обучение, не имея возможности его видеть». Ларусс следует за Диогеном Лаэртским (VIII, 10): «Пять лет они проводили в молчании, только внимая речам Пифагора, но не видя его, пока не проходили испытания»². Учитель за ширмой преподает свое учение, не будучи увиденным: безусловно, гениальный ход, стоящий у истоков философии, — Пифагор был якобы первым, кто говорил о себе как о «философе», а также первым, кто основал философскую школу. Преимущество данного механизма было очевидным: студенты, последователи были ограничены «голосом Учителя», не будучи смущенными его взглядами или жестами, визуальными формами, зрелищем презентации, театральными

эффектами, которые всегда являются частью преподавания; они были вынуждены концентрироваться только на голосе и смысле, который от него исходил. Получается, что у своих истоков философия зависит от театрального coup deforce: мы становимся свидетелями простой минимальной схемы, определяющей театр, — занавеса, который служит экраном, однако этот занавес останется опущенным в течение многих лет — философия проявляет себя как актерское искусство за занавесом³.

Смысл этого метода заключался в конечном счете в том, чтобы отделить дух от тела. Идея была не только в том, чтобы ученики могли лучше следить за смыслом, не отвлекаясь зрительно, сам голос приобретал авторитет и опору смысла, поскольку источник был скрыт, он становился вездесущим и всемогущим. Красота этого приема в том, что данный механизм является не только самым простым, но и исключительно формальным, он функционирует автоматически: Учитель, «под воздействием игры» («Гамлет» II, 2; в переводе М. Ло-

зинского), так сказать, превращается в дух без тела. Тело отвлекает дух, оно представляет собой громоздкое препятствие и именно поэтому должно быть сведено к спектральности простого голоса, поручено его бесплотному телу. Разделение таким образом полностью подчинено тому факту, что дух приобретает новую форму тела, дух находится целиком в голосе, голос вдруг оказывается наделенным аурой и властью. Пифагор стал в течение своей жизни объектом культа, его почитали как божество (Диоген Лаэртский, VIII, 11), что, несомненно, имеет отношение к упомянутому приему.