Читать «100 великих тайн Нового времени» онлайн - страница 149

Однако такой встрече постарался воспрепятствовать настоятель Соловецкого монастыря архимандрит Иларион, который боялся, что от Авеля императору станет известно о творимых в монастыре безобразиях. И он послал ответ, в котором указывал, что «ныне отец Авель болен, и не может он к вам быть, разве что на будущий год весною»…

Ознакомившись с таким известием, Александр I приказал отпустить монаха на все четыре стороны и «дать ему паспорт во все российские города и монастыри; при том же, чтобы он всем был доволен, платьем и деньгами».

И вновь пошел монах по городам и весям. Был он и в Царь-Граде, и в Иерусалиме, и в Афонских горах. Но вернулся все-таки с чужбины на российскую землю, в стены Спасо-Ефимьевского монастыря, где и умер в возрасте 83 лет.

Однако на том история его пророчеств не заканчивается.

Как полагают некоторые историки, последние 15 лет, проведенные в стенах сначала Высотского, а потом Спасо-Ефимьевского монастырей, опять-таки смахивают на очередное заточение. За что ему могло быть такое наказание?

Может статься, что монах написал очередную книгу. И в ней снова предсказал какие-то неприятности для царского двора.

Впрочем, есть и другая точка зрения: Авелю пришлось расплачиваться еще раз за уже ранее сделанные предсказания. Во всяком случае, в начале 1930-х годов на Западе, в эмиграции было опубликовано историческое сказание «Вещий инок», принадлежавшее перу монархиста, участника Первой мировой войны П.Н. Шабельского-Борка, который принимал участие в попытке освобождения семьи царя Николая II из большевистского плена.

Попытка эта, как известно, не удалась. И, вероятно, в качестве оправдания Шабельский-Борк под псевдонимом Кирибеевич издал книгу, в которой проводил такую линию. Попытка освобождения, дескать, была обречена на провал, поскольку судьба Николая II и его семьи предначертана свыше. Во всяком случае, о кончине царского рода был осведомлен еще Павел I. А узнал он это печальное известие конечно же из беседы с монахом-пророком Авелем.

Содержание беседы было записано и запечатано в конверте, на котором Павел собственноручно изволил начертать: «Вскрыть Потомку Нашему в столетний день Моей кончины». Конверт был положен в ларец, опечатанный императорскою же печатью.

Ларец этот многие десятилетия простоял в особой зале Гатчинского дворца, пока 12 марта 1901 г. императору Николаю II не выпал жребий его вскрыть.

В то утро, говорят очевидцы, государь и государыня были весьма оживлены, к поездке в Гатчине они готовились, как к очередному развлечению. Однако вернулись они во дворец задумчивые и печальные и о том, что обнаружилось в ларце, никому рассказывать не стали.

Однако прочитанное, видимо, запало крепко в душу, поскольку литератор С.А. Нилус, например, описывает такой случай: «6 января 1903 г. у Зимнего дворца при салюте из орудий от Петропавловской крепости одно из орудий оказалось заряженным картечью, и часть ее ударила по беседке, где находилось духовенство и сам государь. Спокойствие, с которым государь отнесся к происшествию, было до того поразительно, что обратило на себя внимание окружавшей его свиты. Он, как говорится, и бровью не повел… “До 18-го года я ничего не боюсь”, – заметил царь».